похвала табаку

ДЕЛИТЕСЦЕНТ Delitescens — красивое латинское слово, означающее спрятаться, и посреди такого шума и криков у многих из нас нет другого выбора, кроме как найти себя. Мы бежали в пустыню в поисках квартиры, которая увела бы нас от орды СМИ. Спикеры эфира продолжают ссылаться на вирус короны. Это стало отрубями и кормушкой для СМИ. Я не делаю этого катаэмфазы или утверждения, чтобы курить через соломинку, и я не сумасшедший, хотя иногда я в гневе оглядываюсь назад и чувствую укол воспоминаний, которые ранили меня. Душа моя сыра и потому я пишу из этого каталога или блока в подвале моего жилища, переделанного в молельню, курительную, письменный стол, библиотеку и апиариум (апиариум), где я пью чердачную сладость меда слова. Все то, что уже ни на что не годится, мне по душе. Они говорят, что я человек, который живет вчерашним днем, и я укрываюсь в махинациях старой стены Йорка, часовой в своей амбразуре слушаю эволюцию реки Уз, которая течет, пока не впадает в Темзу, ветры меняются. Вчера у нас было молоко, сегодня земные удары, а ты, Эци, где ты будешь? Что стало с вашей жизнью? Ты женился? как я. И я снова прошел через дом священника. В неподходящий момент, потому что моя вторая жена стала моим палачом. Он стал arraez, который хлестал меня по спине кнутом позора, и я греб семь морей под сенью этого кнута, который хлещет бедных неосторожных едоков, приговоренных к галерам. Это судьба, которая ждет сумасшедших и преступников. Я сожалею о своей удаче, потому что далеко от вас это не жизнь. Судьба была жестока ко мне, хотя я думаю, что заслужила это из-за плохого обращения с тобой, ревности, голосов, взаимных обвинений. Я живу в окружении бумаг и написанных слов. Я был сладкоежкой к словам, потому что я твердо верю в аксиому, что в начале было Слово, и слова хранят частичку этого божественного дыхания. Я с ума заблудился? Все они сбросили кожу (versipelis), и я продолжаю придерживаться своих принципов. Я необработанный алмаз или незрелый красный цветок? Тихий. Перистиль все еще в ножнах. Рассвет каждый день. Мой протест против уличных проповедников направлен на все это. Эмулы монаха Герундио де Кампасаса вернулись на собрания. Они говорят уже не о вечной жизни, а о методах сохранения здоровья. Радио Каркамаль кричит против токсинов, а Дон Рафа превращает свой плащ в мантию, кричащую об опасностях рака, грубости, малоподвижном образе жизни и недостатке физических упражнений. Вся страна надевает сандалии и бегает по тротуарам. Поток информации говорит нам об опасностях Covid, который стал осью системы. Интернет-страницы — это вечный некролог, который каждое утро приносит нам список погибших. Вопреки их проповедям, я не собираюсь бросать курить, как бы эти господа не громили в моих мозгах, предупреждая меня о вреде табака, в перспективе всегда будет враг, с кем бороться. Когда-то это были русские. Когда я жил на Острове Мертвых (Статен-Айленд), я всегда был на рабочем месте, слушая новости манхэттенской радиостанции WW700W7. Эта станция время от времени прерывала свои передачи. Завыла сирена, и в конце раздался приглушенный голос диктора, чтобы сделать вызов: «Дорогие слушатели, это учебная тревога». Внимание. Внимание. Если бы это была настоящая чрезвычайная ситуация, мы бы дали им инструкции, как и где пройти в одно из различных убежищ на этом острове. Я боялся настроиться на такое сообщение. Я думал о войне миров. Они уже здесь. Русские идут. Как в «Войне миров» Уэллса, которая вызвала панику в столице. Я думал, что мы живем в мире, в котором вымысел переплетается с реальностью и в котором главенство средств массовой информации доминирует над массами. Это был американский ученик Джимми Картера в военной академии адмирала Риковера в Аннаполисе, специализирующийся на ICM. Это были 70-е годы, когда Америка переживала бум «Звездных войн». Плохими парнями были Советы, как сейчас вирус и табак, Роналдо Рейган победил и определил падение СССР. Со своей стороны, бедный маленький испанец, рожденный в провинциальном городке, епископальном городе вроде Йорка, со времен Средневековья приземлился на Большом яблоке, торговом центре будущего, в автоматическом городе, о котором говорил Хулио Камба. Он был не чем иным, как разорителем, путешествующим от сентиментального католического гуманизма к крутым дизайнерским технологиям новых мировых мастеров. Я понял это. Это стоило мне моего, но это сообщение от манхэттенского радио, передающего новости 24 часа в сутки для города, который не спит и приземляется, как только может, ознаменовало мое существование,